Гром среди ясного неба
Свою прабабушку Елизавету Колоколову я никогда не знала. Она умерла за несколько лет до моего рождения. Но память о ней сохранилась – еще при жизни она написала несколько книг-воспоминаний о своей жизни, работе, семье. Львиную долю ее мемуаров составляют рассказы о Великой Отечественной войне. Еще бы – для нашей страны эти четыре года, кажется, длились вечность. Столько пережито за это время, столько жизней потеряно и спасено…
В июне 1941 прабабушка отдыхала в кумысолечебнице, что находилась в Кайсацких степях. 22 июня, в воскресенье, все отдыхающие уехали на пикник в лесок. Здесь они плясали под гармонь, пели, фотографировались и совершенно не предчувствовали, какая беда грозовой тучей надвигалась на них. После ужина уставшие, но веселые отдыхающие гуляли в саду здравницы. Эту бессознательно-радостную суматоху острой стрелой пронзило сообщение по радио: «Алло, алло! Говорит Москва! Дорогие товарищи, на нас вероломно напали гитлеровские полчища. Они бомбят Киев…»
Диктор говорил что-то ещё, но связь постоянно прерывалась. Отдыхающие, взволнованные и бледные, припали к громкоговорителю и слушали, затаив дыхание, сообщение диктора Левитана. Они рыдали друг у друга на руках. Они судорожно прижимали к себе детей: своих и чужих – теперь было всё равно. Они в панике бежали собирать вещи… И эта паника разбежалась по всей России.
Госпиталь
На следующий день моя прабабушка получила повестку из Астраханского военкомата о призыве её в армию. Такие повестки получили большинство мужчин. «24 июня машина за машиной отдыхающих вывозили на пристань», — вспоминает прабабушка. А дома, в Астрахани, уже ждала вторая повестка во вновь формирующийся госпиталь № 1589 (это была школа им. Ленина, а сейчас – Астраханская государственная консерватория). Главным хирургом госпиталя стал Н. Г. Лычманов. Этот госпиталь формировали первым. Потом открылся второй, в школе им. Розы Люксембург (сейчас это лицей № 3) и другие. В госпитале № 1589 бабушка стала заведующей четвёртым отделением. Профиль – больные с ранением бёдер. В её же ведении находилась операционная.
До приёма раненых она и другие специалисты занимались оснащением отделения и операционной, прабабушка также проводила занятия со своим персоналом и врачами, читала лекции по переливанию крови терапевтам, педиатрам, фтизиатрам и т.д. «В одном большом зале моего отделения (теперь там концертный зал, орган) вмещалось 70 коек. Мы пропадали в госпитале сутками, там нас и кормили. Ежедневно А. К. Беляева (главный врач госпиталя) собирала начальников отделений с докладами о проделанной работе», – пишет прабабушка на страницах своих мемуаров.
1 июля особая военная комиссия принимала госпиталь. Целая свита ходила по палатам и осматривала их. В отделении Елизаветы Колоколовой все блестело чистотой, постели были убраны, а вестибюль украшала старинная мебель и цветы.
Воинская клятва… Прабабушка помнила её очень хорошо едва ли не до конца жизни. Врачи, медсёстры и санитарки, одетые в заранее сшитые шерстяные юбки, гимнастёрки, пилотки и в сапожках. Их выстроили во дворе по порядку номеров отделения. Отдавали присягу. «Когда дошла очередь до меня, я твердым и чётким шагом подошла к высокому крыльцу двора школы им. Ленина, взошла на него, громко и проникновенно прочла присягу. Таким же чеканящим шагом вернулась в строй. За мной последовали мои врачи, а сёстры и санитарки отдавали присягу в один голос». Из всех начальников отделений моя прабабушка была самая молодая, но прошла и прочла присягу лучше всех!
6 августа прибыл первый эшелон с ранеными. Бабушка Лиза со своим персоналом справилась с порученным делом (сортировка раненых по документам, по характеру ранения и по направлению в душ или ванну) лучше всех. Через три часа все 800 человек были перемыты и направлены в соответствующие отделения, где дежурные сестры и врачи принимали раненых
– Молодец, Колоколова! – часто слышала она от начальницы госпиталя А. К. Беляевой.
Раненым прабабушка накладывала скелетные вытяжения, оперировала их, сшивала нервы, обрабатывала раны. Попутно ей приходилось учить своих врачей оперировать, ведь под её начальством работали терапевт и неоперирующий гинеколог. В воздухе пахло валерианкой, медицинским спиртом и … смертью. Но долго работать в этом госпитале прабабушке не пришлось.
Спецпереселение
«Войну и все её тяжести: голод, холод, бомбёжки и смерть — наше поколение испытало в самые цветущие годы жизни, — пишет прабабушка. — Не могу без содрогания вспоминать это. И думается: неужели у нас хватило сил перенести все эти страшные, бесконечно длинные пять лет?»
Как только была объявлена всеобщая мобилизация, исчезли продукты, хлеб стали давать по карточкам: работающим – 400 г, иждивенцам – 300 г. По карточкам в небольшом количестве получали также сахар, крупу. Масла не было совсем, картошки тоже.
В начале сентября всех русских немцев и их семьи выселяли из домов. Причём здесь моя семья? Муж прабабушки Лизы, мой прадед, как раз и был немцем. Русским немцем, добродушным и совершенно не опасным!
– Куда? Зачем? – спрашивала она у милиционера.
– Приказ правительства, – сухо ответил тот.
Бабушки не было в списке тех, кого выселяли (потому что она работала в госпитале), а только прадед и их двое детей. Ребятишек она решила не отдавать ни под каким видом. Но, уже простившись с мужем, за несколько минут до отправления парохода, она, не в силах терпеть одиночество, влетает на палубу, взяв с собой старшего сына, а дочь оставив на попечение родителям. Так она попала в г. Зыряновск, восточный Казахстан (как спецработник), а прадед – в с. Крестовку (недалеко от Зыряновска).
«Все эти места восточного Казахстана ссыльные, сюда в 30-х годах ссылали раскулаченных крестьян, – вспоминала прабабушка. – Зыряновск располагался среди гор и лесов. Он сплошь деревянный и сплошь утопал в грязи. Мостовых и тротуаров не было. Здесь еще не чувствовалась остро война, и на рынке было много меда, картошки, мясо. От радости мы скупали всё что попадалось».
Прабабушку тут же взяли в госпиталь хирургом – предыдущего специалиста забрали в армию, и городок остался без хирурга. Здесь сильно пахло плесенью. В палатах – грязь, мухи… Бабушке пришлось серьёзно взяться за порядок. И вновь понеслись мрачные будни. Больных везли отовсюду с самыми разными заболеваниями. «Военкомат присылал мне допризывников на операции. По восемь операций в день, приходилось работать до полного изнеможения», – писала она.
Странно-равнодушные лица раненых, редко искажающиеся от невыносимой боли… Осунувшиеся лица медсестёр, уставших от бессонных ночей… Чёрное, измученное лицо и жалкие, добрые глаза мужа, который работал на шахте, а между прочим был хорошим инженером… Наглое, опьяневшее от власти лицо молодого военкома, который не позволял прабабушке уехать из Зыряновска вслед за мужем в трудовую армию… Да, спецпереселенцев стали отправлять в трудовую армию и моего прадеда в том числе. Больше жить и работать в чужом городе вдали от родных прабабушка не имела сил.
Возвращение домой
Вновь возвращение в Астрахань, которого пришлось добиваться всеми силами. Но ведь дома ждали престарелые родители и маленькая дочь. Прабабушка поступила хирургом в госпиталь № 1591 (ныне лицей № 3). Через некоторое время её назначили главным хирургом, в её ведении было около 800 коек. «Работа была сложная. Подчинённые мне врачи были мало-квалифицированные, в мирное время педиатры, терапевты и т.д. Одни больные поступали, других мы отправляли глубоко в тыл. Приходилось лично участвовать в сортировке, эвакуации раненых, оперировать, удалять осколки, накладывать гипсовые повязки», — писала прабабушка Лиза в своих мемуарах. Помимо всего прочего, ей приходилось присутствовать в различных комиссиях, выступать с лекциями среди врачей и больных… Однако работа не томила прабабушку, больше всего ее беспокоило голодное существование семьи.
В августе 1942 года госпиталь, в котором работала прабабушка Лиза, должен был передвигаться ближе к фронту. Немцы подходили к Элисте. Фашисты не пропускали ни одного поезда, бомбили день и ночь… Поезда горели, гибли люди. Но прабабушка не поехала вслед за госпиталем – у неё развивался туберкулез. Этим же летом началась эвакуация, город постепенно опустел. Он стал совсем скучным, безликим. «Враг приближался, войска наши отходили. Наполняли баржи, пароходы и через Каспийское море женщин, стариков и детей переправляли в Гурьев и дальше в тыл», – рассказывала прабабушка. В городе дома стояли заколоченными наглухо, стекла заклеивали бумагой. Издалека слышны были взрывы и стрельба советской оборонительной артиллерии.
Голод хватал за горло. Кто-то дрался за последнюю корку хлеба. Кто-то спекулировал, воровал казённые продукты, скупая золото за буханки хлеба или за килограмм пшена. Чтобы помочь своей семье, она устроилась в Правобережную больницу заведующей хирургическим отделением. И хоть ездить было до больницы далеко, прабабушку устроили условия работы. До октября 1943 года она проработала там. За излечение больных цингой – пятидесяти человек из числа плавсостава – была представлена к правительственной награде.
Кровяной закат. Протяжно воет воздушная сирена. Небо бороздят немецкие бомбардировщики, но Астрахань они не бомбили. На траве, обносившейся и злой, валяются осколки бомб. И она сумела выжить, спасти мать и сына! Но не смогла спасти отца и дочь…
Мои прабабушка и прадед уже умерли, как и большинство свидетелей той катастрофы под названием война. И мне жаль, безумно жаль, что я не успела о многом их расспросить, многое узнать. Конечно, можно открыть учебник истории и прочитать немного про Великую Отечественную войну. Но это уже другая память, мёртвая. А живая уходит вместе с нашими близкими, оставляя лишь боль в сердцах…
