Журналисты «МК в Астрахани» о родных ветеранах Великой Отечественной войны

Августинина победа

— Авочка, какая же ты счастливая! — кричали они и качали меня на руках.

Эту историю мы слушали каждый год в один и тот же день. 9 мая. В день, когда закончилась война, моей бабушке исполнилось 19 лет. Этот день рождения она бы не забыла никогда. Утром 9 мая 1945 года с бригадой она ехала по полю в грузовике. Вдалеке увидели подростка, он бежал к ним на встречу, махал платком и что-то кричал. Остановившись, молодые люди едва различили в хриплом крике запыхавшегося юнца простое, но такое долгожданное слово: «Победа. Победа…»

— Мы сперва не поверили. В это сложно было поверить. Мы онемели. Но потом все как подхватили меня на руки, и крики заглушили все! — вспоминала бабушка, вытирая подступившие слезы. А потом, как бы немного оправившись, говорила маме: — Ольга, наливай, будем пить за Победу!

На ее долю выпала сложная, не по-женски тяжелая работа — в 42 году 16-летняя Авочка участвовала в грандиозной стройке железной дороги Астрахань — Кизляр. Только сейчас, имея два высших образования, я могу судить о том, насколько важным стратегическим объектом являлась эта дорога в военное время. Доставка нефти происходила окружным путем через Узбекистан. Это было дорого и долго.

— Вот этими руками я тягала рельсы. Сколько сил было положено. Но Родина ждала! — рассказывала она, показывая свои старенькие, покрытые морщинками ладони. Вообще бабушка не любила причитать и говорить, как было тяжело. Она только каждый раз молилась перед иконой и просила у Бога, чтобы ее детям и внукам никогда не пришлось узнать войны. В эти моменты я с трепетом наблюдала за ее худенькой фигурой и в голове постепенно складывалась картинка — почему моя жизнерадостная бабуля в свой день рождения грустит, почему первый тост не чокаясь, почему так дрожит ее голос, когда он говорит о Победе. Так было всегда 9 мая.

А дальше — тосты, поздравления, песня «Называют меня некрасивой» и матерные частушки. Все это настолько отпечаталось в моей памяти, что я уже не представляю День Победы другим. За шумным столом собирались друзья, родственники, дети, внуки, соседи. Всюду стояли ветви сирени и ландыши. Мы слушали бабушкины байки, давились со смеху и желали ей прожить еще сто лет.

Но вот уже четвертый год подряд в ее день рождения за столом мы сидим без нее. Она ушла в тот же день, 9 мая, в свой 85-й день рождения...

Я никогда не забуду свою бабушку: ее рассказов, ее мудрых побасенок, ее силы духа. Я буду гордиться подвигами молодой девчонки, которая недосыпая и недоедая, работала в тылу. Вечная память Героям тех страшных лет…

*    *    *

Этот рассказ я написала два года назад. Наверное, когда бабушка была жива, я не задумывалась о подвигах ее поколения. Просто слушала ее истории, просто каждый год ходила с ней вместе на парад. Но сегодня я четко осознаю: день великой Победы – это праздник, который в нашей стране отмечает каждая семья. Нет тех, кого бы война обошла стороной. И сегодня наша редакция делится историями, которые знают с малых лет от своих героических родных. Продолжение читайте на 14-15 страницах.

Наталья Туйгунова

Мой главный праздник

У каждого из нас свое отношение к Великой Отечественной и к Победе. Моя бабушка, у которой я проводила в детстве каждое лето в Ростове-на- Дону, страшно кричала во сне по ночам. Я пряталась от страха с головой под одеяло, не догадываясь, что ее нужно просто разбудить, а в стенку стучали соседи.

Утром на коммунальной кухне огромной квартиры я слышала, как они спрашивали ее: «Что, Тамара Мефодиевна, опять бомбежка снилась или от танков по щелям прятались?» Так я узнала,  что такое война и что это очень страшно, если даже моя бабушка, крутого нрава которой опасались все в округе, так ее боится. Потом, когда я чуть повзрослела, она часто рассказывала мне о войне. И ее рассказы легли в мою память, как лента кинохроники. Нет, она не воевала. Как не был фронтовиком и мой дед, ее муж. Но хлебнули они оба за военные годы сполна.

Осенью 1941 года ростовчане до последнего не верили, что фашисты займут город. 17 ноября дед Вячеслав Никифорович, который сутками пропадал на заводе, где служил главным инженером, заскочил на несколько минут домой: «Собери самое необходимое! Будь готова. Я взорву завод и за вами заеду. Танки уже на окраине!»

Фашистские танки были уже на главной улице Садовой, когда он вез семью на железнодорожный вокзал на грузовике, доверху забитом кожами. Их не успели уничтожить, а оставлять врагу было нельзя. Из вещей бабушка с собой взяла только швейную машинку «Зингер», в старый рюкзак положила смену постельного белья и теплую одежду, привязала к нему чайник и кастрюльку, семилетней дочке Альбине (моей маме), несостоявшейся первокласснице, было доверено нести отцовский портфель со сменой нательного белья и маленьким целлулоидным пупсом. Машинка, на которой бабушка шила виртуозно,  не дала им умереть в эвакуации с голоду. А еще за всю войну у них ни разу не было вшей, чем бабушка ужасно гордилась.  

На вокзале творилось что-то страшное — это был последний эшелон, эвакуировавший людей. Дед снял с руки наградные часы и отдал их проводнику, тот с обратной стороны вагона открыл окно в туалете и втащил через него женщину и девочку. Вагон был переполнен, но им удалось найти пятачок под самым потолком, где раньше хранили тюфяки. Сидеть там было невозможно, а лежать — только согнувшись в три погибели. 

— Я вас найду! — успел им крикнуть дед.

Они встретились только спустя два года. Там же в Ростове. Их дом уцелел.  До этого не знали ничего  друг о друге.  

Вместе с водителем дед, Вячеслав Никифорович, добрался до моста через Дон, но он был уже взорван. Облили машину с кожами бензином, подожгли и поплыли, как были,  на другой берег. В эту ноябрьскую ночь в донской степи выпал первый снег. Пока мокрые добирались до жилья, дед обморозил ноги. Он не рассказывал мне о войне. Не любил. Он был энергетиком от Бога. Поэтому всю войну взрывал и восстанавливал, восстанавливал и взрывал. Война догнала его уже в 1985 году. Он умер от гангрены на обмороженной ноге. 

Моя красавица бабушка стала седой в 29 лет. Эшелон с эвакуированными, в котором они ехали, несколько раз бомбили и расстреливали с самолетов. Погибших хоронили вдоль железнодорожного полотна.  Если успевали. На одной из  узловых станций стояли долго. Люди вышли из вагонов. На соседних путях был поезд с бойцами, идущий на фронт. Из-за шума паровозов приближение фашистских самолетов услышали, когда они уже начали стрелять. Какой-то военный швырнул маму и бабушку в щель (так называли очень узкий окоп).  Накрыл их собой. Когда бомбежка закончилась и стихли выстрелы, выбрались из щели.

— Вам не нужно ходить на вокзал! — убеждал офицер. — Идите в вагон!

— Нам надо поменять вещи на хлеб и набрать воды, — не послушалась его моя строптивая бабушка. Рядом  у пакгауза лежали в ряд убитые новобранцы из военного эшелона. Их расстреляли на бреющем из самолета всех до одного, как они стояли строем перед командиром. Он им крикнул «Ложись!», а они от страха прижались к стене склада. Их командир застрелился за вагоном, не дожидаясь трибунала.

Рядом с привокзальной площадью, возле рынка, был детский сад. Бомба попала в него. Бабушка увидела оторванные детские ручки, ножки в ботиночках, косички с атласными ленточками, разбросанные взрывной волной по всей площади.  И потеряла сознание. А когда пришла в себя — не узнала, волосы стали белыми.

Они добрались до Армавира, и все же там потом попали под оккупацию. Но об этом я узнала, уже будучи студенткой истфака. Это было страшной семейной тайной. Тех, кто был «под немцами», еще долго после войны запросто могли отправить в лагеря.  Они пережили все и выжили. 

Мамина кукла, тот самый целлулоидный пупс, который прошел с ней всю войну, до сих пор хранится в нашем доме. А еще у меня не поднимается рука выбросить бабушкиного «Зингера»: и место занимает, и не шьет на ней давно уже никто. Но это память.  Бабушки и мамы уже нет со мной. Но День Победы для них  всегда был самым главным праздником. Он и для меня — Самый Главный! 

Лира Немцова

Шанс выжить

Моей прабабушке Елизавете был 31 год, когда началась война. Она работала хирургом в Правобережной больнице.

В июле 1941 ей довелось отдыхать в кумысолечебнице, что находилась в Кайсацких степях. Ничто не предвещало беды, и 22 июня все отдыхающие отправились в лес на пикник. Песни и танцы под гармонь, беззаботные и веселые лица на фотоснимках… Потом этот день они вспоминали долго. А между тем беда уже грозовой тучей надвигалась на них… Словно стрела, эту радостную суматоху пронзило сообщение по радио. Сообщение, которое надолго, а для кого-то навсегда, изменило жизнь: «Алло, алло! Говорит Москва! Дорогие товарищи, на нас вероломно напали гитлеровские полчища. Они бомбят Киев…».

Диктор говорил что-то ещё, но связь постоянно прерывалась. Отдыхающие, взволнованные и бледные, припали к громкоговорителю и слушали, затаив дыхание. Они рыдали друг у друга на руках. Судорожно прижимали к себе детей: своих и чужих — теперь было всё равно. В панике бежали собирать вещи… А куда ехать?..

Будучи врачом, моя прабабушка буквально на следующий день получила повестку во вновь формирующийся госпиталь №1589. Раньше это была школа им. Ленина, а сейчас — Астраханская государственная консерватория. Некоторое время этот госпиталь был в нашем городе единственным. Здесь бабушка стала заведующей четвёртым отделением. Профиль — больные с ранением бёдер.

До приёма раненых она занималась оснащением отделения и операционной, проводила занятия со своим персоналом и врачами, читала лекции по переливанию крови терапевтам, педиатрам, фтизиатрам и т. д.

6 августа прибыл первый эшелон с ранеными. Бабушка Лиза, самая молодая заведующая отделением на тот момент, вместе со своим персоналом справилась с порученным делом (сортировка раненых по документам, по характеру ранения и по направлению в душ или ванну) лучше всех. Через 3 часа все 800 человек были перемыты и направлены в соответствующие отделения.

Раненым прабабушка накладывала скелетные вытяжения, оперировала их, сшивала нервы, обрабатывала раны. В воздухе пахло валерианкой, медицинским спиртом и… смертью. А дома — слезы и переживания, что не всех получается спасти. Но день за днем нужно было собирать волю и силы в кулак, чтобы бороться за жизнь остальных пациентов. У раненых, вспоминала прабабушка, часто были странно-равнодушные лица. Что читалось в их глазах? Отчаяние, безысходность, боль — не только физическая, но и душевная. И лишь изредка — надежда на лучшее. Но сколько благодарности в этих же глазах было, когда пациенты вновь вставали на ноги!

Работы в больнице всегда находилось много. Палаты покидали одни пациенты — немедленно их заполняли другие. Хирургам часто приходилось делать по восемь операций в день — колоссальная нагрузка! Однако не работа тяготила прабабушку. Больше всего ее беспокоило голодное существование семьи. Но с этим приходилось мириться. Ведь в скорое избавление от натиска врага советские люди верили всей душой. За добросовестный труд моя прабабушка была представлена к правительственной награде, но ее главная гордость — жизни, которые ей удалось спасти.

Елизавета Колоколова

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру