Наверное, каждый человек в своей жизни совершал то, в чем ему сложно признаться даже спустя много лет. Не потому что стыдно, а потому что очень сокровенно. Недавно я призналась маме в одной вещи, которую делала всякий раз, когда мне было очень плохо. Много лет подряд, начиная с тех пор, как мне исполнилось десять.
Помнишь, летние каникулы мои школьные друзья проводили в детских лагерях. Я же обычно оставалась с бабушкой. Пока ты была на работе, жаркие дни я коротала за чтением. Время пролетало быстро, и вот уже наступал заветный час, когда тихо поворачивался ключ в замочной скважине и на пороге появлялась ты и говорила: «Здравствуй, дочка!». Это был самый радостный момент за весь день.
Был июль, стопка прочитанных из домашней библиотеки книг становилась все больше. И вот в один день я поняла, что прочитала все самое интересное, что находилось на книжных полках в зале.
– А ты на антресолях погляди, – посоветовала бабушка, оторвавшая взгляд от вязания, – там у матери полно книг должно быть.
Раньше я не знала, что там хранится. Охваченная любопытством, я быстренько принесла с кухни табуретку и, встав на цыпочки, аккуратно потянула за медную ручку…
Передо мной запестрили красные, зеленые, черные корешки книг. Наобум я выбрала одну из них. На ее синей обложке черными буквами было выбито название: «Поющие в терновнике». Я аккуратно перевернула первую страницу, в воздухе раздался сладковатый запах. Желтые страницы зашуршали в моих руках. И вдруг откуда-то из середины книги мне на колени выпали сложенные вчетверо два листка. На них проступали чернила от ручки. Я развернула. Глаза сразу зацепились за первую строчку. Размашистым, но красивым почерком в самом верху было выведено: «Здравствуй, моя ширин духтар!» Ага, мам, не делай такие глаза. Я нашла его. Помню, как заколотилось сердце в моей груди. Письмо от папы.
Первая реакция – отбросить в сторону. Я шуганулась от него, как от огня. Ширин духтар – так звучит самое нежное прозвище на таджикском языке. Сладкая доченька. Я знала это – ты же мне рассказывала. Смешанные чувства сгрудились в моей душе тогда: ненависть, обида, страх, любопытство. А вдруг я прочту и узнаю что-то запретное?
Не удивляйся, но тогда, в десять лет, я уже осознавала, что папа живет далеко, что он не может быть с нами и что у меня есть только ты и бабушка. Тогда я умела жить без него. А тут письмо. Его. Адресованное мне. Да еще и спрятанное в книге. Читать? Я решилась, мам. Вернулась взглядом к расплывчатым строчкам, пытаясь побороть брезгливость.
«…моя ширин духтар. Доченька, милая. Как ты поживаешь?» – папа просил тебя читать эти строки маленькой мне. А еще узнавал про всех родственников, спрашивал, нужно ли еще что-то прислать из вещей, пообещал приехать в марте. В конце написал, что «крепко нас любит», очень скучает и ждет встречи.
Помню, как держала листки перед собой и руки дрожали. Папа. Он был реальным. Пусть на бумаге, пусть размашистым почерком, но он говорил мне «Здравствуй, дочка».
Я свернула письмо в четырехугольник и вернула на место – в книгу. В тот день я ничего не рассказала тебе. Но с того раза, сколько бы лет мне не было, когда мне становилось совсем тоскливо, я приносила в зал табуретку, открывала антресоли… и убеждалась, что у меня тоже есть папа, который меня любит.
