Сейчас среди женщин становится модно быть сильными. В это слово вкладываются разные смыслы.
Одни считают, что это значит быть независимой и много зарабатывать, другие – что нужно терпеть мужа-алкоголика или начальника-отморозка ради будущего детей, третьи уверены, что сильные – это те, кто способен на Красной площади развернуть плакат «Вся власть женщинам». Расскажу о тех женщинах, которые показали мне, что значит быть сильной.
В офисе ее многие не любили. Лариса создавала впечатление стервы. Всегда. В деловом костюме, с гордо поднятой головой, идеальным макияжем по утрам она вводила сотрудников в оцепенение. Ее планерок боялись как огня взрослые мужики. Она не кричала, но тихо и спокойно могла отбрить словом так, что волосы на голове шевелились. Глава огромной фирмы. В 30. Мало кто знал, но стараниями Ларисы в кризисные годы компании удалось удержать ведущие позиции – пересмотр планов, бесконечные согласования штатного расписания, оптимизация расходов. Она не спала ночами, чтобы сохранить места работникам. Но зарплату пришлось урезать. «Сволочь, себе премию, небось, выписала на сэкономленные денежки», – шептались за ее спиной сотрудницы. Она была выше этого.
Однажды осенью среди недели Лариса не вышла на работу. Секретарь объявила, что начальница на профилактическом лечении. Всего на несколько дней. В понедельник она будет уже на месте. Офис ликовал. Работники желали ей «скорейшего выздоровления», предполагая, что профилактика – не что иное, как очередные уколы ботекса. Но Ларисе было не до красоты. В это время, корчась от боли, она лежала в одноместной палате гинекологического отделения городской больницы. Прижав колени к животу, она в приступе отчаяния кусала кулаки. Выкидыш. Опять. Снова лечиться, сдавать анализы, проходить обследование. Третий год подряд глава корпорации отчаянно пыталась стать мамой. Доброй, надежной, нежной. Мечтала качать малыша на руках, петь ему песни и не думать о работе.
В понедельник в 7.30 Лариса была уже наготове. Идеальная прическа, макияж, строгий костюм. Муж спал. Она осмотрела себя в зеркало, остановив взгляд на животе. Приложила к нему ладонь и, проглотив застрявший в горле ком, очень строго сказала своему отражению: «Не сметь! Ты же сильная!» В офисе к ее приезду коллектив уже выстроился в ряд.
Ольга Петровна, наоборот, была мамой вот уже двадцать лет. Ее сын Сережка был долгожданным ребенком в семье. Она часто хвалилась его успехами перед коллегами-методистами в детском саду. Женщина воспитывала сына одна, и все ее заботы были сосредоточены вокруг него: что купить Сережке, куда поехать отдыхать, что придумать на ужин. И хотя она почти все время без умолку тараторила, на работе Ольгу Петровну любили – в ней было много света, доброты и хорошего юмора. Она знала сотни одесских анекдотов, цитаты Фаины Раневской и монологи Жванецкого о «вечном, русском».
Рабочий день женщины заканчивался в пять. Она всем желала хорошего вечера и птичкой выпархивала из здания. Ее путь лежал почти через весь город – к реабилитационному центру. Сережка знал, что в 5.30 за ним приедет мама. Она забегала с улицы немного запыхавшаяся, ставила в раздевалке на пол сумки и спешила к сыну. «Как ты, мой хороший?» – спрашивала она и, пока парень, медленно растягивая слова и подбирая нужные звуки, отвечал ей, быстро переодевала его в уличную одежду.
